Неточные совпадения
Минуты две они молчали,
Но
к ней Онегин
подошелИ молвил: «Вы ко мне писали,
Не отпирайтесь. Я прочел
Души доверчивой признанья,
Любви невинной излиянья;
Мне ваша искренность мила;
Она в волненье привела
Давно умолкнувшие чувства;
Но вас хвалить я не хочу;
Я за нее вам отплачу
Признаньем также без искусства;
Примите исповедь мою:
Себя на
суд вам отдаю.
— Но все-таки
суда я не хочу, вы помогите мне уладить все это без шума. Я вот послал вашего Мишку разнюхать — как там? И если… не очень, — завтра сам пойду
к Блинову, черт с ним! А вы — тетку утихомирьте, расскажите ей что-нибудь… эдакое, — бесцеремонно и напористо сказал он,
подходя к Самгину, и даже легонько дотронулся до его плеча тяжелой, красной ладонью. Это несколько покоробило Клима, — усмехаясь, он сказал...
Затем он вспомнил, что нечто приблизительно похожее он испытывал, проиграв на
суде неприятное гражданское дело, порученное ему патроном. Ничего более похожего — не нашлось. Он
подошел к столу, взял папиросу и лег на диван, ожидая, когда старуха Фелициата позовет пить чай.
— Я не знаю, что такое уездный
суд, что в нем делают, как служат! — выразительно, но вполголоса опять говорил Обломов,
подойдя вплоть
к носу Ивана Матвеевича.
Около городка Симодо течет довольно быстрая горная речка: на ней было несколько джонок (мелких японских
судов). Джонки вдруг быстро понеслись не по течению, а назад, вверх по речке. Тоже необыкновенное явление: тотчас послали с фрегата шлюпку с офицером узнать, что там делается. Но едва шлюпка
подошла к берегу, как ее водою подняло вверх и выбросило. Офицер и матросы успели выскочить и оттащили шлюпку дальше от воды. С этого момента начало разыгрываться страшное и грандиозное зрелище.
Другой переводчик, Эйноске, был в Едо и возился там «с людьми Соединенных Штатов». Мы узнали, что эти «люди» ведут переговоры мирно; что их точно так же провожают в прогулках лодки и не пускают на берег и т. п. Еще узнали, что у них один пароход приткнулся
к мели и начал было погружаться на рейде; люди уже бросились на японские лодки, но пробитое отверстие успели заткнуть. Американцы в Едо не были, а только в его заливе, который мелководен, и на
судах к столице верст за тридцать
подойти нельзя.
Наконец, слава Богу, вошли почти в город. Вот
подходим к пристани,
к доку, видим уже трубу нашей шкуны; китайские ялики снуют взад и вперед. В куче
судов видны клиппера, поодаль стоит, закрытый излучиной, маленький, двадцатишестипушечный английский фрегат «Spartan», еще далее французские и английские пароходы. На зданиях развеваются флаги европейских наций, обозначая консульские дома.
В то время когда Маслова, измученная длинным переходом,
подходила с своими конвойными
к зданию окружного
суда, тот самый племянник ее воспитательниц, князь Дмитрий Иванович Нехлюдов, который соблазнил ее, лежал еще на своей высокой, пружинной с пуховым тюфяком, смятой постели и, расстегнув ворот голландской чистой ночной рубашки с заутюженными складочками на груди, курил папиросу. Он остановившимися глазами смотрел перед собой и думал о том, что предстоит ему нынче сделать и что было вчера.
— До начальника губернии, — начал он каким-то размышляющим и несколько лукавым тоном, — дело это, надо полагать, дошло таким манером: семинарист
к нам из самых этих мест, где убийство это произошло, определился в
суд; вот он приходит
к нам и рассказывает: «Я, говорит, гулял у себя в селе, в поле… ну, знаете, как обыкновенно молодые семинаристы гуляют… и
подошел, говорит, я
к пастуху попросить огня в трубку, а в это время
к тому
подходит другой пастух — из деревни уж Вытегры; сельский-то пастух и спрашивает: «Что ты, говорит, сегодня больно поздно вышел со стадом?» — «Да нельзя, говорит, было: у нас сегодня ночью у хозяина сын жену убил».
Героем моим, между тем, овладел страх, что вдруг, когда он станет причащаться, его опалит небесный огонь, о котором столько говорилось в послеисповедных и передпричастных правилах; и когда, наконец, он
подошел к чаше и повторил за священником: «Да будет мне сие не в
суд и не в осуждение», — у него задрожали руки, ноги, задрожали даже голова и губы, которыми он принимал причастие; он едва имел силы проглотить данную ему каплю — и то тогда только, когда запил ее водой, затем поклонился в землю и стал горячо-горячо молиться, что бог допустил его принять крови и плоти господней!
Она не торопясь
подошла к лавке и села, осторожно, медленно, точно боясь что-то порвать в себе. Память, разбуженная острым предчувствием беды, дважды поставила перед нею этого человека — один раз в поле, за городом после побега Рыбина, другой — в
суде. Там рядом с ним стоял тот околодочный, которому она ложно указала путь Рыбина. Ее знали, за нею следили — это было ясно.
— Скоро узнаем, что оно значит, — сказал Проктор, отправляясь
к рулю, чтобы ввести
судно на рейд. Он сменил Тоббогана, который немедленно
подошел к нам, тоже выражая удивление относительно яркого света и стрельбы.
Васса. Не ври, Сергей, это тебе не поможет. И — кому врешь? Самому себе. Не ври, противно слушать. (
Подошла к мужу, уперлась ладонью в лоб его, подняла голову, смотрит в лицо.) Прошу тебя, не доводи дело до
суда, не позорь семью. Мало о чем просила я тебя за всю мою жизнь с тобой, за тяжелую, постыдную жизнь с пьяницей, с распутником. И сейчас прошу не за себя — за детей.
Все
подошли к борту, следя, как вздрагивающие круги тают у
судна и в отдалении. Прошло секунд десять — прежняя, невозмутимая гладь окружила «Фитиль на порохе».
Помощник присяжного поверенного Толпенников выслушал в заседании
суда две речи, выпил в буфете стакан пустого чаю, поговорил с товарищем о будущей практике и направился
к выходу, деловито хмурясь и прижимая
к боку новенький портфель, в котором одиноко болталась книга: «Судебные речи». Он
подходил уже
к лестнице, когда чья-то большая холодная рука просунулась между его туловищем и локтем, отыскала правую руку и вяло пожала ее.
— Ну, пойди, покажи-ка нам твою конурку, Володя, — говорил маленький адмирал,
подходя к Володе после нескольких минут разговора с капитаном. — А ваш корвет в образцовом порядке, — прибавил адмирал, окидывая своим быстрым и знающим морским глазом и палубу, и рангоут. — Приятно быть на таком
судне.
Корвет
подошел почти
к самому подножью острова и бросил якорь недалеко от берега, на совершенно открытом, совсем не защищенном рейде, на котором стояло на якоре одно купеческое
судно да несколько местных каботажных
судов.
В эту минуту
к коляске
подошел какой-то господин, по-видимому, капитан купеческого
судна, и, протягивая руку кучеру, проговорил...
А та пристань, окроме весны, всегда мелководна, летом лишь мелким
судам к ней
подходить неопасно, дощаник да ослянка еще могут стоять в ней с грехом пополам, а другая посудина как раз на мель сядет.
Большой разбитый пароход был около самого берега. Еще несколько минут, еще несколько ударов веслами, и лодки
подошли к погибшему
судну «Хедвинг» и стали под его прикрытием с подветренной стороны.
К Достоевскому
подходили с разных «точек зрения», его оценивали перед
судом разных миросозерцаний, и разные стороны Достоевского в зависимости от этого открывались или закрывались.
Сойдя с коня, государь, опираясь на руку сына, поднялся по ступеням и,
подойдя к своему престолу, остановился, обернулся
к народу, несметными толпами окружавшему место «
суда», и сказал...
Топот их ног, видимо, вывел из оцепенения оправданную: она подняла голову и обвела залу недоумевающим взглядом. Несчастная остановила его на своем защитнике — местном присяжном поверенном, назначенном ей от
суда. Последний встал со своего стула,
подошел к ней, что-то тихо сказал и подал ей руку.